Медицинские истории #кабинет

на тебе. Нет, так жить нельзя, необходимо принимать срочные меры.

— Что же делать? – подумал я и тут вспомнил, что недалеко от работы открылось заведение, лечившее алкашей по новейшему методу Довженко. – О! Это можно назвать решением проблемы…

Уточнив с утра по телефону время работы заведения и возможность срочного приема, промучившись ощущениями до обеда, я пошел лечиться.

Кабинет врача был светел, как мои устремления. Пожилой, как мне тогда казалось, доктор задумчиво смотрел в окно и грустно улыбался.

— Здравствуйте, молодой человек, присаживайтесь. Что вас ко мне привело?

— Здравствуйте, доктор! – я решил быть предельно искренним в врачом, — я алкоголик и хочу решить этот вопрос раз и на всегда.

— Давно пьете? – во взгляде медицинского специалиста читалось сомнение.

— Очень давно, как спорт бросил, так и пью. Года два уже с половиной.

— Ну, это не срок. А что пьете, позвольте вас спросить?

— Красное сухое в основном. Коньяк еще. Вот вчера был Дербент КВ.

— И все?

— Нет, спирт еще был медицинский, нам для протирки выдают, на корне Элеутерококка, настаиваем. Коньяк быстро кончился.

— Элеутерококк? Не всякий способен выговорить. А закусываете чем?

— Так я химик, доктор, я и не такое могу произнести. А закусывали вчера сыром, карбонатом и буженинки чуть-чуть, тут недалеко ларек кооперативный открылся.

— Алкоголик? – опять спросил врач, — да вы не алкоголик, вы сибарит какой-то, а это не лечится и не кодируется по методу Довженко.

— Так ощущение с утра прям, что алкоголик без вариантов. Что же делать? Неужели вы не сможете мне помочь?

— Пожалуй смогу, в порядке исключения, — улыбка сделала доктора гораздо моложе, — в качестве одноразового мероприятия. Есть проверенный способ.

Доктор достал из тумбы стола початую бутылку Дербента и два стакана. Одной рукой достал, в отточенных движениях чувствовался немалый опыт.

— Ну,.. – сказал доктор, наливая.

— За советскую медицину! – ответил я, выпил, попрощался и пошел дальше, мирясь с проходящим ощущением.

— Ходят тут всякие, только от работы отрывают, — бурчал мне в след доктор, убирая стаканы, - то же мне алкоголик, даже пузырь не допили!

врача. Андрей окинул взглядом красивейший в мире пейзаж зеленых гор уходящих за горизонт, зубной клиники нигде не было видно, пригорюнился Андрей, а боль все усиливалась. Выручил водитель грузовика, он знал тут всё на сотни верст, поэтому сказал, как отрезал:

— Не переживай, здесь рядом в поселке хорошая больничка есть, там и зубной врач имеется, километров сорок всего.

— Нифига себе, всего!

— По нашим меркам, рукой подать, часа через два должны быть.

Больница была маленьким, одноэтажным, деревянным бараком советской постройки.

Зубной, слава богу, в тот день работал и у его кабинета скопилась на лавке стонущая, но вполне еще живая очередь. Андрей выяснил кто последний, тоже сел на лавку и принялся мужественно ждать. От нечего делать, он пересчитал народ перед собой, помножил всех на полчаса, получалось много, очень много. Через некоторое время Андрей уже знал всю очередь по именам, кто за кем и кто отпросился поспать в машине.

Тут, с улицы зашёл человек лет пятидесяти, тихо поздоровался и присел далеко в углу. Он ничего не спрашивал, очередь не занимал, просто сидел в стороне от всех.

Но вот, дверь кабинета открылась, вышел гордый пациент со свежей пломбой и к дверям коршуном кинулся новый мужик. Все загалдели, кому больно было галдеть, просто замычали, но врач выскочил из кабинета, виновато посмотрел на недовольную очередь, неопределенно-примирительно махнул рукой и быстро втащил к себе наглого пациента.

В коридоре зрела революция, особенно лютовал наш Андрей, поскольку, ему явно не часто придется лечить тут зубы и бояться испортить отношение с врачом, не страшно.

Через полчаса вялотекущего бунта, из дверей наконец вышел хитрый мужик, врач его проводил аж до выхода, потом метнулся в свой кабинет и вынес красивую коробку с шампанским:

— Вот, возьмите от меня презент для супруги – это сладенькое, женщины такое любят.

Они наскоро попрощались и доктор вернулся к своим страждущим бунтовщикам:

— Ну-с, пожалуйста, заходите. Кто следующий?

— Да что же это такое?... Как не стыдно?... Без очереди влез, а ему еще и шампанское!... Достали уже эти блатные!... Сладенькое ему! И так ждёшь тут с шести утра!

— Успокойтесь, товарищи, человек приехал, можно сказать, с острой болью, за двести сорок пять километров, а ему ещё обратно возвращаться.

— Да тут все с острой болью!... Подумаешь, двести сорок пять, а я вот почти триста сюда отмахал и ничего, не развалился!... Это что ж, ваш родственничек, что вы ради него всех тут отодвинули?

— Ни в коем случае, ради родственника я бы даже не подумал очередь двигать. Вот и дочь моя на той неделе приходила, тоже в очереди полдня просидела, вы должны помнить. Тут совсем другая ситуация. Ну, не мог я его в очереди держать. Ну, правда, не мог.

— Так, что, он ваш начальничек, или друг?

— Нет, конечно, он такой же мне начальник, как и я ему. У меня вообще нет начальства, я сам по себе. Да и не друг он мне никакой, так, приятель. Вообще, если честно, то чем реже мы видимся, тем лучше для нас обоих.

Не сердитесь, товарищи, так вышло, считайте, что я поставил пломбу не ему, а самому себе. Так лучше?

— В смысле, самому себе?

— Короче – этот человек такой же зубной врач, как и я, а поликлиника его находится за двести сорок пять километров отсюда, вот мы друг к другу и ездим лечить зубы. А куда ещё?

Там, кстати, сейчас его ждут такие же бедолаги как и вы.

Извините меня еще раз. Кто по очереди? Прошу заходить…

лечить не спешил. Как-то в один день в прихожей стоматологии происходит шум и к стоматологу вваливаются четверо братков в кожанках, причем несут за руки и за ноги пятого братка. На вопрос: "Что вы хотели, собственно", братки авторитетно отвечают мол, вот у кореша неделю зуб болел, так вот надо бы вылечить. Доктор задал резонный вопрос: "У кого собственно болел? ", на что братки положили на пол пятого и показали не него четырьмя указательными пальцами: "Мол у него", а один добавил: "Лечи мол лепила, по бабкам мы тебя не обделим...".

Доктор поскреб в макушке, ну что делать: "Давайте, пусть в кресло садится, посмотрим что, можно сделать.... "

На что четыре братана опять подхватили пятого и попытались водрузить его на стоматологическое кресло. На резонный вопрос доктора: "А что? Он сам не может что ли сесть? ", братаны зыркнули на него и сказали: "Фильтруй базар лепила! Сесть он всегда успеет... А щас он в зюзю, потому как от зубных его с младенчества трясет... И мол пока он по трезвяку был, наказал нам корешам накачать его водярой и по безсознанке к лепиле везти самому лучшему.... "

Ну так и сяк, поместили в братана в кресло стоматологическое, открыли рот. Тут возник очередной резонный вопрос у доктора:

"А какой зуб болел?". На что братаны стали усиленно чесать репы, да и отмазываться, что вот этого им больной как-то и не сообщил. "Доктор, после осмотра ротовой полости больного прифигел, да там можно было каждый зуб лечить, да и не по разу. О чем опять же сообщил честному собранию... Братаны кучканулись, побазарили, да спрашивают: "А чо, все не можешь вылечить?". Доктор на это парировал: "Пока все буду лечить утро настанет, да и друг ваш проснется...". Братану усиленной зачесали репы во второй раз и вынесли вердикт: "Ладно, мол лепила, мы у него по трезвяку спросим завтра, а потом опять придем, но и бабок ты сегодня не увидишь. "На что доктор, подкинул им идею: "Пусть ваш товарищ по трезвяку зуб фломастером пометит, и вам меньше напрягаться и я сразу увижу что лечить". Братаны опять глянули друг на друга, да и молвили: "Дельный лепила... ", после чего подхватили пьяного и удалились в неведомые дали...

Больше он их не видел. Может другого стоматолога нашли, кто знает.

После этой истории доктор очень быстро и профессионально удалил мне восьмерочку. Так что дай Бог здоровья опытным и знающим стоматологам и врачам! А координаты доктора не дам, а то вдруг что срочное, а там запись за месяц! Знаю я вас!

скорая непременно заберет в больницу, а ей в больницу никак нельзя, сессия на носу. Выслушав эту аргументацию, Татин папа поднял телефонную трубку:

– Саша, привет. Извини за беспокойство, можешь сейчас к нам приехать? Дочка заболела, а скорую вызывать не хочет. Спасибо, жду.

Когда доктор Саша, весьма привлекательный мужчина лет тридцати, мерял у больной пульс, она с некоторым запозданием сообразила, что доктор ведь сейчас будет слушать легкие. А значит, увидит ее грудь! Боже, какой позор! Робко спросила, нельзя ли прописать какую-нибудь таблетку прямо так, без детального осмотра.

– Девушка, – засмеялся доктор, – знаете, кто я по основной специальности? Женский уролог. Меня уже ничем удивить нельзя. Я видел не только голых женщин, но даже женщин с начисто содранной кожей.

Опознав в реплике доктора Саши цитату из горячо любимого и полузапретного тогда Булгакова, Тата признала его за своего. Стесняться не перестала, но, несмотря на пылающие от стыда щеки, позволила не только послушать легкие, но и провести осмотр в разрезе основной специальности доктора. И ей, по-видимому, всё же удалось его чем-то удивить, потому что года через три они поженились.

После того, как я женился на Татиной подруге, мы периодически общались с Татой и Сашей. Не часто, но с большой симпатией. Когда лет через 12-15 у меня заподозрили мочекаменную болезнь, я тут же позвонил Саше.

– Не проблема, – заверил он. – Ложись ко мне в пятидесятую больницу на обследование. То есть не ко мне, а в мужскую урологию. Там прекрасные специалисты, я тебя познакомлю, сделают всё в лучшем виде. Только потерпи месяц, а то мы с Татой уезжаем сейчас в отпуск.

Я готов был потерпеть и месяц, и два, но мой камень в почке со мной не согласился. Тронулся в путь с адской болью. Я вызвал скорую. Врач сделал укол и велел собираться в больницу.

– В какую? – спросил я.

– Какая вам разница? В дежурную.

– А можно в пятидесятую? У меня там знакомые, я уже практически договорился туда лечь.

– Ну, смотря что за знакомые. Кого вы там знаете?

– Доктора Михайлова.

– Что-то вы путаете, молодой человек. Доктор Михайлов работает в женском отделении.

– Ну да. А меня обещал устроить в мужское.

– Ну хорошо, тогда скажите, как имя-отчество вашего Михайлова?

– Имя Александр, а отчества я не знаю. Мы с ним на "ты".

– Вот вы и попались, Штирлиц! Никакой он не Александр. Никто вам ничего не обещал, вы просто услышали где-то фамилию и морочите мне голову. Поехали в дежурную.

В дежурной меня обезболили, а с камнем ничего делать не стали. Он остался в мочеточнике и впоследствии доставил немало неприятностей, которые расхлебывал в Сашиной пятидесятой больнице великий доктор Кан, я как-то уже писал об этом.

Оправившись от операции, я зашел в Сашино отделение и обнаружил на его кабинете табличку "Михайлов С. В. "

– Так ты что, не Александр?

– Нет. Я Серафим.

– А почему тогда Саша?

– А потому что мои блаженной памяти родители совершенно не подумали, какие от Серафима бывают уменьшительные. А бывают Сима, Фима и, прости господи, Серик. Ну кому захочется быть Сериком? Вот и живу в двух ипостасях: для родных и друзей Саша, для остальных Серафим Викторович.

принимает, каждые выходные и пятницу. Он чего только не принимает. Я один учусь!

Шло время, вот мне доверили одному пузо зашить. Доктор посмотрел на мои труды и констатирует:

— Сычев, с такими навыками тебе не раны, а носки зашивать! Тоже мне, рукодельница.

Первый блин комом, с кем не бывает? Я, значит, времени не теряю и все прошусь на операцию. Доверили, ура! Прооперировал. Ну как сказать. Больной, обрадую, жив остался. Вот только у меня кличка появилась — Бефстроганов.

— Сычев, ты человека лечишь или люля-кебаб готовишь? Хирургия — не твое.

— Ну ладно. Давайте пойду туда, где ответственность за жизнь пациента минимальная.

Так я стал патологоанатомом. Стремно, конечно, сначала было, а потом привык. Даже лучше. Мертвый справку не попросит, в кабинете не натопчет, главврачу не пойдет жаловаться.

Но только и здесь неудача постигла. Мое самое первое вскрытие показало, что больной был парализован. Ну не уследил, с кем не бывает?

— Первый блин комом, а первый мертвец живым, да, Сычев?

— Ну Файзулай Файзулаевич...

— Из тебя патологоанатом никудышный! Твою девушку тоже от мертвой не отличить, когда ты её приходуешь? К Хрящеву пойдешь в ученики, один тебе путь!

Хрящев Сергей Викторович. Говорят, после смерти он сам себя вскроет и констатирует отравление. Короче, он такой патологоанатом, что рядом с ним другие патологоанатомы — педиаторы. Или бабки в регистратуре.

Самый крутой трупорез, но и самый суровый. Прихожу к нему в первый день, а он глазами так делает: морг-морг. Мол, чтоб сразу понятно, с кем дело имеешь. Он и одежду зашивает только хирургической нитью, вместо зубочистки скальпелем в зубах ковыряет, пьет исключительно медицинский спирт. Словом, медик до мозга костей.

Да и как учитель он хороший. Но с приветом чутка. Первый раз заходим с ним в морг, и он так рявкнул:

— Рота, подъем! Чего лежим, живо встать!

Я потом узнал, что он бывший военный, и привычка осталась. А тогда показалось странным.

Еще он со своими "пациентами" любит разговаривать.

— О, Марья Петровна, умерла полчаса назад. Как говорится, с пылу с жару. Так, что тут в животе? Ага, супчик, еще теплый. Не то что мой. Славка, отнеси-ка борщ в микроволновку.

Или:

— Артур Борисович, а что у нас причина смерти? Вот вскрою черепную коробку, вместе пораскинем мозгами!

Тем не менее, мои навыки росли, учил он стабильно и любил говорить:

— Выучишься, Славка, пойдешь хирургом работать, будешь мне в морг клиентскую базу набирать!

Короче, веселый мужик.

Как-то раз к нам [мав]ра заносят.

— Сергей Викторович, он черный, как ваш юмор!

— Тссс, Славка. Слышишь эту тишину? Не потому что они мертвые, а потому что шутишь ты так же, как оперируешь! Да не обижайся, пошли загорелого резать...

И тут [мав]р как отрыгнет! Я чуть не поседел. А Хрящеву хоть бы что.

— Сычев, о посмертной отрыжке не слышал? Воняет жутко. Ладненько, что тут у нас.

Ладно, хрен с отрыжкой. Опасливо подхожу к афроамериканцу, а руки дрожат! Не у меня, у покойника. Второй раз я чуть не поседел.

— Спокойствие, Сычев. Посмертные судороги.

И тут [мав]р медленно открывает глаза. Смотрит на меня, потом на Хрящева. И мы с негром хором:

— Аааааа!

— Сергей Викторович, что это?!

Хрящев стоит озадаченный:

— О господи. Я помню, живых привозили, а они мертвыми оказались. Но чтоб наоборот... Тише, сникерс, не ори.

— Вы говорьите на руски?

— Охо, Славка, а он нас понимает.

— Я... я есть ничего не помнить... расель...

— А, тебя Рассел зовут? Я Сергей Викторович, а это Славка. Хеллоу, май блэк френд!

Бедный [мав]р что-то бормочет, руками за голову схватился.

— Аай, ни хюя не помнить! А, есть... Одна фраза я есть запомнить, главное!

— Ну-ка, что у тебя?

— Утро... Утро по мель...

— Ага, утром по мели.

— Утро по мели... Випь, випь!

— Ну, выпь. Птица вроде цапли.

— Утро по мель, выпь расель!

— Так. Утром по мели выпь, Рассел? Хм. Славка, иди сюда.

Пока [мав]р очухивается, Хрящев меня в сторонку отводит.

— Сергей Викторович, и что же это?

— Утром по мели выпь, Рассел? Вроде бред, но с другой стороны... У нас в армии и не так шифровали! Это кодовая фраза, видимо, а [мав]ра кто-то хотел ликвидировать. Надо в этом разобраться. Где черного нашли?

— Возле мусорки подобрали, он был, кхм. В русском народном костюме.

— Ага, реквизит. Ну точно агент. Еще и с амнезией.

Решил, значит, Хрящев к тому месту съездить и глянуть, может, что интересного. [мав]ра за неимением другого в форму врача одели — чистый интерн. Выходим из больницы, все оглядываются.

— Сергей Викторович, а это по обмену у вас?

— Нэээээ, ты пыздыыыышь!

— Тише, Рассел! Не привлекай внимание!

Сели в волгу Хрящева и поехали. До места недалеко, вот и мусорки. Бомжи сидят, ничего вроде интересного.

— О, уголек, здарова! Ну ты и зажег вчера!

— Нээээ, ты пыздыыышь!

— Рассел, отстань от бомжей. Сычев, ищи улики.

И тут вижу — идут серьезные господа. В костюмах. Обеспокоенные, шарят везде глазами. Вдруг нашего [мав]ра увидели и заторопились.

— Сергей Викторович, это не по нашу честь идут?

Руками машут, кричат что-то.

— Славка, Рассел, живо в машину!

Как в боевике. Запрыгнули, Хрящев педаль упер и вперед. Я оглянулся — они все машут, потом тоже в машину садятся. А машина серьезная, мне на такую полгорода прооперировать надо. Догоняют.

Рассел сидит, мычит, за голову держится. И тут такой:

— Вспомнить! Вспомнить! Утром по мель...

Обгоняют и прижимают нас. Сигналят. Хрящев побледнел:

— Ну все, Славка. Доигрались.

— Утром по мель...

Эти в костюмах дверь волги распахнули:

— Идиоты, вы нахрена нашего [мав]ра забрали?!

— Вспомниль! Утром будет похмель, випей рассоль!

Короче, рассказали все. Посол Зимбабве, первый день в городе, решили в кабак сводить. Он с непривычки водки напился и убежал по городу шастать. Потом с бомжами боярышником догнался и вырубился. Там его и приняли за мертвого.

Нас, конечно, отблагодарили за спасения посла и денежный подарок дали. Хрящев по такому поводу отпуск взял, а я решил из медицины уйти. Ну его, не мое.

Устроился в ресторанчик поваром. И знаете что? Никто лучше меня бефстроганов не готовит! У меня, кстати, здесь кличка Хирург. Фаршированную курицу зашиваю только хирургической нитью. И мясо нарезаю скальпелем. По старой привычке.

современные родители, радея за чистоту (чуть не написал – помета) потомства, стали готовиться заранее. Перестали пить алкоголь, есть пищу с излишками, смотреть страшные фильмы и новости по главным каналам.

Естественно, прошли процедуру сдачи анализов, и прочих не всегда приятных проникновений в организм.

Семья крепкая, спаянная. Как раньше был штамп – ячейка общества.

Жена поехала на очередное что-то там сдать, и забрать предыдущее. Ну, чтобы потом со всем этим набором документов прийти на прием к врачу, и определить максимально удачную дату, ну, вы меня поняли.

Это как бы все – либретто, или как во времена fido писали — преамбула.

А теперь – амбула. От первого лица одного из врачей.

"…иду из кабинета, глядя в окна, за которыми солнце, тепло. Беззвучно орущие дети и птицы. Прям предвкушаю, как куплю сейчас в автомате себе бачкового кофе. Выйду во двор, там у меня есть любимое дерево. Я обопрусь на него плечом, закурю. И задумчиво начну пускать дым вверх. И небольшими глотками кофе. Иду по коридору в мечтах в слюнях, выхожу и слышу на парковке женские рыдания. Ну, мало ли, что, думаю я. Может украли чего, или парковалась на звук. А звук оказался бампером "бентли", или того хуже "лады приоры" с гостем из солнечного горного селения. Не. Сидит в машине весьма милая молодая девушка. И рыдает, ну просто – насмерть, ну, вот просто наотмашь. Видно, что горе больше чем сломанный ноготь, или порванный чулок. Мое мужское, хоть и медицинское сердце испытало такое забытое чувство сопереживания, что я сам удивился.

Что, говорю, случилось, милая дама, такого, что вы ведете себя так откровенно потеряно. Девушка смотрит на меня сквозь пелену слез, как смотрит житель Санкт-Петербурга через залитое дождем окно, где не видно ничего кроме силуэтов. Фокусируется. Видит на мне белый халат, и протягивает листок бумаги. Причем жест такой – все режиссеры мира могут завидовать – ни слов, ни угрюмой печали. Но понятно – как минимум "похоронка".

Читаю.

Не понимаю.

Уточняю.

В ответ история про подготовку к родам.

Успокаиваю чем могу. И, все же, что смутило, пытаюсь выяснить. Она удрученно опять показывает справку.

— И?

— Справка мужа.

— И?

— И там написано: …

А там в справке врачебной скорописью написано: Сперматоз. умер.

— Все нормально, мэм, это значит – сперматозоиды умеренные.

симптомы на игры разума и тела и продолжили изучение симптоматики, лечение заболеваний и заучивание хода операций. На следующее утро надев комбинезон, сверху рубашечку, пошла на экзамен.

Сдала экзамен и вместо того, чтобы выйти, как нормальные студенты, села на свое место. Я все же решила подстраховаться, т. к. симптомы не проходили. Препод в непонятках, конечно, спросил, в чем дело, а потом пригласил в соседний кабинет (экзамен, как и учеба, проходил в стационаре). Когда начала расстегивать пуговицы рубашки у препода глаза на лоб полезли, рукой начал махать, говоря: — нет, нет, нет... от хохота живот еще больше заболел. Ну, зачем мне раздеваться, если экзамен я уже сдала 5 минут назад? Удалось объяснить, что под рубашкой комбинезон и другого способа добраться до живота нет. Определив признаки аппендицита, препод тут же отправил меня на операционный стол.

Оперирующие хирурги решили резать под местным наркозом. Узнав, что я — студенка медфака и только что сдала экзамен, попросили рассказать последовательность операции при аппендиците. Они резали и говорили, до какого этапа дошли. Вырезав аппендикс, предложили полюбоваться им и повесили мне перед носом. Вот тогда мне резко захотелось спать. Спать, конечно, мне не дали, нашатырь под нос, привели в сознание, зашили благополучно и отправили в палату.

Так я сдала по хирургии теорию и практику на себе.